— Гейдж, что ты делаешь? Не здесь, — возмущается она.

— Я ничего не делаю, — отвечаю я, глядя в глаза, в которые мне совсем не надоело смотреть. — На повестке дня на выходные ничего нет, верно? Это было оно. Тур по Токио сегодня вечером, верно?

— Да, и мы должны быть милы с Акирой, — говорит она. — Это большое дело. Традиционный японский ужин и экскурсия перед окончанием поездки. Если ты не появишься, это будет оскорблением.

— Может быть, он решил, что хочет вывести Челси из игры, — говорю я. — Он казался немного дамским угодником, да?

Делани качает головой.

— Я думаю, Челси бросила нас, — говорит она.

— Делани, — говорю я, приподнимая её голову и заглядывая в глаза. — Успокойся. Всё будет хорошо. Я думаю, что она всё равно запала на Акиру. Челси довольно безжалостна в том, чего она добивается.

Делани молчит.

— Ну, чёрт, — говорит она. — Что нам теперь делать? И я клянусь Богом, если ты скажешь, что мы вернёмся в гостиничный номер и сделаем это, я ударю тебя коленом прямо по яйцам.

— Ты не хочешь этого делать? — спрашиваю я, проводя пальцем вниз по её руке, пока не добираюсь до её пальцев. Я беру её руку и провожу ею по своей груди, просто потому, что хочу почувствовать её прикосновение. — Это могло бы снять с тебя стресс.

Делани поджимает губы и смотрит на меня, затем, наконец, вздыхает и улыбается.

— Мы ничего не можем с этим поделать, не так ли? — спрашивает она. — Ты хочешь вернуться в гостиничный номер?

Я смотрю на неё секунду, а потом вдруг перестаю. Когда дверь открывается, я нажимаю кнопку «Вниз».

— Нет.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— Нас только что бросили, и у меня впереди ночь с тобой, — говорю я. — Целый уик-энд, если хорошо подумать. Вот ты здесь, выглядишь чертовски сногсшибательно, и ты полностью в моём распоряжении. Я не хочу тащить тебя обратно в гостиничный номер.

— Ты этого не сделаешь, — говорит она. — Куда мы направляемся?

Я не могу удержаться от того, чтобы не сделать то, что я делаю дальше. Я просовываю руки под неё, обхватываю её ноги и поднимаю её.

— Я приглашаю тебя куда-нибудь.

— Что? Нет.

— Этот город огромен, и на мне нет ничего, связанного с Марлоу. Никто, чёрт возьми, не знает, кто я такой, — говорю я. — Никто также не знает, кто ты, чёрт возьми, такая. И я хочу совершить экскурсию по Токио.

— Я не знаю Токио, — отвечает Делани.

— Ты была здесь раньше.

— Только семестр, — говорю я. — Только частично в Токио.

— Меня не волнует город, — молвлю я ей. И я говорю это серьёзно. — Я хочу потусоваться с тобой. Итак, покажи мне всё тут.

— Отлично. При одном условии, — говорит она.

— Каком?

— Опусти меня, чёрт возьми, чтобы все в вестибюле не увидели мою задницу, когда откроется дверь.

— Договорились. — Я обхватываю ладонью её задницу для пущей убедительности и чувствую кружевные стринги, надетые на ней. — Опять трусики?

Она спрыгивает на пол и игриво шлёпает меня по руке.

— Подразумевался рабочий ужин, — отвечает она. — Ты думаешь, я собиралась идти без нижнего белья? Это довольно зазорно, не так ли?

— Это больше не рабочий ужин, — говорю я ей. — Значит, они снимаются.

Но лифт звенит, и двери открываются. Делани торжествующе улыбается.

— Спасена звонком, — молвит она, выходя впереди меня. На этот раз она не консультируется с консьержем, просто выходит за дверь. — Хорошо. Давай сделаем это.

Глава 25

Делани

Мы сидим друг напротив друга в переполненном идзакае (прим. перев. — японский бар) в Сибуе, пройдя мимо миллиона маленьких баров и ресторанов, в витринах которых выставлены пластиковые версии их блюд. Гейдж потягивает пиво и смеётся, в уголках его глаз появляются морщинки, и звук этот заразителен. Он расслаблен, впервые за несколько недель, и я наконец-то чувствую себя спокойно вдали от Челси, работы, отеля и всего остального. В идзакае полно народу, но такое ощущение, что мы с Гейджем — единственные два человека в комнате.

— Тебе здесь нравится, — говорит Гейдж.

— Да, — отвечаю я ему. — Я была здесь в течение семестра. На самом деле, не в Токио. Имею в виду, я путешествовала, но в основном была на юге. Как раз достаточно времени, чтобы влюбиться, но недостаточно времени, чтобы по-настоящему позволить мелочам начать раздражать меня, понимаешь?

Гейдж потягивает своё пиво и смотрит на меня.

— Типа как мы.

Моё сердце практически останавливается, и я делаю большой глоток своего чжухай (прим. перев. — считается альтернативой пиву и пользуется особой популярностью среди женщин), напитка, приготовленного из содовой и сётю (прим. перев. — японский крепкий спиртной напиток), но на вкус опасно похожего на обычную газировку.

— Ты делаешь много вещей, чтобы раздражать меня, — говорю я, убеждая себя, что Гейдж просто сделал глупое сравнение, которое ничего не значило.

— И все же ты всё ещё здесь, со мной, и проведёшь со мной выходные, — произносит он, отправляя в рот кусочек сашими (прим. перев. — японское блюдо из тонок нарезанной сырой рыбы). — Ты только притворяешься, что ненавидишь меня.

— Я никогда не ненавидела тебя, — возражаю я.

Гейдж стонет.

— Ты что, шутишь? — спрашивает он. — Ненависть — это даже близко не точное слово. Ненавидела само моё присутствие было бы гораздо точнее.

Я смеюсь.

— Когда я испытывала отвращение к твоему присутствию?

— Ну, определённо не прошлой ночью, — говорит он, ухмыляясь. — Но помнишь первое лето после того, как наши родители поженились?

— Мне было семнадцать, — говорю я. — Я ненавидела всё.

— Особенно меня.

— Ты был придурком со своими глупыми друзьями, которые думали, что они лучше всех. И глупыми девчонками, с которыми ты встречался и которых всё время приводил домой…

— Ты просто ненавидела видеть меня с кем-то ещё, — произносит Гейдж. Он скрещивает руки на груди и выглядит таким чертовски самодовольным, таким уверенным в себе, когда сидит там, уставившись на меня, что мне хочется швырнуть в него своим напитком. Вместо этого я пинаю его под столом, а он просто смеётся. — Ты злишься, потому что знаешь, что это правда.

— Я злюсь, потому что ты был законченным мудаком, и ты это знаешь, — отвечаю я. Но я до сих пор помню приступ раздражения, который испытывала, когда Гейдж выставлял своих шлюх напоказ в доме, как будто это место принадлежало ему. Я ненавидела его.

Возможно, я также любила его.

Может быть, всё это — всего лишь одно долгое продолжение того, что я чувствовала, когда мне было семнадцать. Я думала, что пребывание с ним выведет его из моей системы, но, похоже, это возымело обратный эффект. Это заставило меня хотеть его ещё больше — больше времени с ним, больше всего на свете. И хотеть кого-то вроде Гейджа — кого-то, кто не остаётся с одной девушкой — опасно.

Я смотрю, как он макает свои гёза (прим. перев. — японские пельмени) в соус, а затем отправляет их в рот, и пытаюсь напомнить себе, что то, что происходит между нами, — это просто секс. Конечно, это хороший секс. Потрясающий секс. Поджимающий-пальцы-на-ногах и позвони-своей-подружке секс. Но это всё, что может быть. Даже если у моего отца была какая-то пересадка личности, которая заставила его внезапно одобрить эти сокрушительные отношения — это же Гейдж. Гейдж с женщинами, постоянно бросающимися на него. Гейдж, непревзойдённый флирт.

— Эй, — говорит он. — Где ты?

— Хм? О, я просто задумалась.

— По поводу чего?

— Куда я должна тебя отвезти, — вру я.

— Ладно, — говорит он, беря меня за руку. — Давай убираться отсюда.

Мы гуляем по улицам, заглядывая в витрины магазинов и людей — наблюдая, как пары и друзья собираются у входов в бары и рестораны, которые выстраиваются вдоль тротуаров, курят и пьют в ожидании. И мы некоторое время безостановочно разговариваем о жизни и наших семьях. Я рассказываю Гейджу о своей отсутствующей матери и о том, как она хочет, чтобы я вернулась на Манхэттен.